В большом винохранилище винзавода открылась выставка Zverev Art Prize, учреждённая AZ Museum.

Принял участие, поскольку мне посчастливилось быть знакомым с Анатолием Тимофеевичем при его жизни. Он частенько и подолгу гостил у нас, оставаясь на ночлег. Его приходы, это всегда стихия из стихов, шампанского, юмора, каких-то бесконечных историй и конечно картин и портретов. Меня он ласково окрестил «Павликом Морозовым» из-за пионерского галстука, в котором я возвращался домой из школы, принося на себе символ опостылевшей системы. «Ну что, Павлуша, садись, нарисую!». И вместе со своим нелепым галстуком я погружался в совершенно другой экспрессионистский мир.

Одежда, позы, речь, борода, всё было иным, а его дадаистский сон происходил исключительно на газете, расстеленной на голом кухонном полу, другой её лист с портретами деятелей политбюро служил одеялом. В ту пору я уже ходил на этюды в ближайший парк и всегда с нетерпением ждал Тимофеича, чтобы устроить просмотр моих скопившихся пейзажей… Вместе с фото скульптуры, сделанной специально для выставки, публикую свой портрет кисти Зверева. На нём я со своей собачкой и катящимися детскими слезами от накрывшего уже тогда разверзания катастрофичности надвигающихся 90-х и мироздания вообще…

Образ самого Зверева, его жизни и, конечно, творчество оказали на меня формирующее влияние, став отправной точкой. В те годы я варился, впитывая всё, в среде художников нонконформистов «группы 21» с Малой Грузинской, это Казарин, Бич, Бордачёв, Туманов, Лепин, Новожёнов, Семёнов, Жданов, Наумец, Вологжанин и многие другие.

Каваргианское вещество

Мои биоморфные вещества взрастают там и тут, в лесах, городах и парках. Словно мицелий гигантской футуристической грибницы, большая часть которой скрыта от глаз, они проламывают почву своими мускулистыми торсами. Концентрируя в себе дух конкретного места, устремляются прочь от навязчивого дизайна рассудочности, мыслительного упорядочивания и охранительства идей. Навстречу подсознательной образности и свободе восприятия!